Проект Человекообразные Обезьяны

Если вы были вовлечены в движение за права животных в течение даже совсем короткого промежутка времени, на самом деле даже если вы хотя бы раз в жизни отправляли пожертвование зоозащитной организации, то весьма вероятно, что вы получаете бесчисленное множество писем с предложением отправить еще. На прошлой неделе я разгребал все эти предложения выписать чек и «помочь животным», и обратил внимание на письмо от New England Anti-Vivisection Society (NEAVS), в котором они просили меня отправить им денег на поддержку «Проекта R&R: Освобождение и Возвращение Шимпанзе из Лабораторий США» (Project R&R: Release and Restitution for Chimpanzees in U.S. Laboratories).

В письме было сказано, что шимпанзе «имеют 96% наших генов. Они живут семьями, защищают своих детей, формируют дружеские связи и выражают радость, печаль и гнев. Они демонстрируют интеллект, чувство юмора и сострадания». Суть кампании заключается в том, что шимпанзе имеют схожие с нашими гены и когнитивные способности, а значит они «настоящие личности с уникальными особенностями характера и нуждами как у нас с вами». NEAVS просят пожертвований, чтобы они могли запустить информационную кампанию, которая требовала бы изменения законодательства, чтобы присоединиться к тем странам, которые «запретили или строго ограничили исследования на шимпанзе и других человекообразных обезьянах».

Эта кампания и множество подобных не являются чем-то новым или оригинальным. В 1993 г. ряд профессоров совместно работали над сборником эссе под названием «Проект Человекообразные Обезьяны». Книга сопровождалась «Декларацией о человекообразных обезьянах» с подписями этих профессоров. В ней было сказано, что человекообразные обезьяны «ближайшая родня нашего вида», и что эти животные «имеют достаточные умственные способности и эмоциональную жизнь, чтобы включить их в сообщество равных».

С тех самых пор в некоторых странах предпринимались попытки ограничить или запретить исследования с использованием человекообразных обезьян. Их основная мысль заключалась в том, что поскольку человекообразные обезьяны обладают способностями, которые ранее считались исключительно человеческими, такими как самосознание, абстрактное мышление, эмоции и способность общаться символами, значит мы должны признать за ними определенные фундаментальные права.

Я безусловно согласен, что использовать человекообразных обезьян в исследованиях, в цирках, зоопарках или ради любой другой цели несправедливо. Но я выступаю против позиции, которую называю «подходом схожих разумов», поскольку она связывает моральный статус животных с обладанием человеческими когнитивными способностями. Эксплуатация человекообразных обезьян аморальна по той же самой причине, по которой аморальна эксплуатация сотен миллионов мышей и крыс, которых мы рутинно используем в лабораториях, или эксплуатация миллиардов животных, которых мы убиваем и едим. Как и все эти животные, человекообразные обезьяны способны чувствовать. Они обладают субъективным сознанием. У них есть интересы и они могут страдать. Для признания за ними статуса личностей, а не вещей, им не нужны никакие другие способности.

Я сам был одним из тех профессоров. Я написал эссе для «Проекта Человекообразные обезьяны» и поставил подпись под Декларацией. Тем не менее, в своем эссе и гораздо подробнее в своих последующих работах я заявлял, что способность чувствовать является единственным необходимым условием для признания статуса личности. Но теперь я понял, что весь этот проект был большой ошибкой, и жалею о своем участии.

Подобные инициативы проблематичны, поскольку предполагают, что определенные виды животных являются «особенными», если они похожи на людей. Они не бросают вызов спесишистской иерархии. Напротив, они поддерживают ее по крайней мере двумя способами.

Во-первых, они исходят из предположения, что исключительно те животные, когнитивные способности которых схожи с человеческими, обладают и другими характеристикам, хотя на самом деле они наблюдаются и у других видов. Например, в письме с просьбой отправить пожертвование на Проект R&R, нам сообщают, что шимпанзе имеют схожие с людьми эмоциональные реакции и сложное социальное устройство, которое они не могут реализовать в лабораторных условиях. Я в этом не сомневаюсь, но я также уверен, что крысы умны, эмоциональны и имеют сложное социальное устройство, которое не могут реализовать, когда их засовывают в пластиковые лабораторные клетки размером с коробку из под обуви.

Проект R&R исходит из предположения, что страдания шимпанзе сильнее страданий других лабораторных животных. Может и так, а может и нет. Я не знаю. Никто не знает, включая NEAVS. Поскольку шимпанзе больше похожи на людей, чем крысы, мыши и другие чувствующие животные, возможно, что как и у нас, у них есть определенные психологические механизмы, позволяющие им «отключаться» во время сильного стресса. Как бы то ни было, опасно затевать игру в «X страдает сильнее, чем Y». Именно эта ошибка позволила нам изначально оправдать опыты над шимпанзе. Якобы наши страдания сильнее, поскольку наши умственные способности более «особенные», а потому допустимо использовать шимпанзе, чтобы мы страдали меньше.

Во-вторых, подобные инициативы исходят из предположения, что моральная ценность может быть связана с когнитивными способностями, помимо способности чувствовать. Это очень большая проблема. Давайте допустим, что шимпанзе думают так же «рационально», как и люди. И что теперь? Чем человеческая рациональность лучше способности летать при помощи своих крыльев, на что неспособны ни люди, ни человекообразные обезьяны? Ответ прост: так решили мы, люди. Но это не аргумент. Это классический пример попытки уйти от вопроса.

В контексте людей это становится очевидным. Представим человека с серьезными ментальными расстройствами, который не обладает когнитивными способностями обычного шимпанзе. И что теперь? Разве это значит, что такой человек имеет меньшую моральную ценность, чем шимпанзе, когда речь заходит о фундаментальном праве не быть использованным в качестве вещи? Конечно нет (если только вы не согласны со взглядами Питера Сингера на недееспособных людей, которые я и большая часть населения планеты сочтет отвратительными). В вопросе использования шимпанзе и недееспособного человека исключительно в качестве ресурса, будь то болезненные медицинские опыты или еще что-либо, шимпанзе и этот человек равны. Они личности, которые заинтересованы в том, чтобы не быть использованными в качестве ресурсов.

Между шимпанзе и крысами есть отличия, равно как отличия есть и между людьми. В некоторых вопросах эти отличия могут иметь значение. Но только не в вопросе о том, можем ли мы оправдать использование чувствующих существ исключительно в качестве ресурсов, которые принадлежат якобы «превосходящим» их людям.

Если вы считаете себя аболиционисткой, а не велферисткой, тогда вам следует всегда недвусмысленно объяснять: мы должны прекратить эксплуатацию всех чувствующих животных. Мы можем начать с человекообразных обезьян, но мы должны предельно ясно заявлять, что это не имеет никакого отношения к их «схожести с нами», помимо способности чувствовать, и что никакие чувствующие животные не должны быть использованы исключительно в качестве наших ресурсов. Проект Человекообразные Обезьяны, Проект R&R и другие подобные кампании, которые предполагают, что моральный и юридический статус человекообразных обезьян связан с их когнитивной «схожестью с нами», рискуют еще глубже укоренить спесишистскую парадигму и положение 99.9999% животных в качестве «вещей», которые мы рутинно эксплуатируем.

Нам не нужно спонсировать образовательные программы о схожести между людьми и человекообразными обезьянами. Эта схожесть очевидна уже много лет, но мы все равно продолжаем эксплуатировать человекообразных обезьян в лабораториях, цирках и зоопарках. Наблюдая эту очевидную схожесть, даже Джейн Гудолл не стала призывать к запрету вивисекции над человекообразными обезьянами. Нам необходимо сменить всю парадигму, а не поддерживать ту же самую иерархию, которая привела к тому, что мы сейчас имеем.

Некоторые зоозащитники утверждают, что кампании, которые связывают моральную ценность с человеческими характеристиками, приемлемы, поскольку признание в качестве личностей человекообразных обезьян может привести к признанию в качестве личностей и других животных. Но акцент на человеческих когнитивных способностях некоторых животных, которых мы объявляем «особенными», подобен кампании за права человека с акцентом на признании прав «более умных» людей в надежде, что мы признаем права менее умных позже. Это как обращаться лучше с теми, у кого только один чернокожий родитель, потому что они больше похожи на белых. Мы однозначно выступаем против такой элитарности, когда речь заходит о людях. И мы должны выступить против нее, когда речь заходит о других животных.

Подробнее о четвертом принципе Аболиционистского Подхода к Правам Животных.

Авторство: Gary L. Francione, Anna Charlton [Перевод не был проверен и одобрен].
Перевод: Денис Шаманов
Источник: http://www.abolitionistapproach.com/the-great-ape-project-not-so-great