УТИЛИТАРИЗМ И БАНАНОВАЯ ЭТИКА

Существует особый довод против этического веганства, который звучит слишком часто. Почти всегда его преподносят как своего рода интеллектуальный слэм-данк (в баскетболе: бросок в кольцо, при котором игрок прыгает под кольцом, держа мяч в одной или двух руках, зависает в воздухе и заколачивает мяч в корзину сверху — прим. пер.), на самом же деле он просто демонстрирует тотальное непонимание базовых прав и наших обязательств перед бенефициарами этих прав. Конечно, я имею в виду «аргумент» о том, что животным и людям наносят вред при выращивании сельскохозяйственных культур, поэтому этическое веганство бессмысленно и противоречит самому себе. Есть люди, которые искренне считают это веским аргументом. Наиболее причудливая вариация на эту тему, которую я видел, содержится в недавней статье Vice, где её авторка, Лаура, являющаяся «отчасти веганкой» в течение последних 15 лет (что бы это ни значило), решает написать о веганстве благодаря «экспертке в области пищевых продуктов», которая рассказала ей о бесчеловечных условиях работы на банановых плантациях и плантациях какао.

Лаура приходит к выводу, что было бы «намного справедливее и экологичнее, если бы вместо всех бананов и шоколадок, которые она уплетала в течение последних 15 лет, она бы изредка ела мясо местных коров». Так этот «аргумент» становится не просто попыткой интеллектуального слэм-данка, а пересекает черту и прочно утверждается в сфере ложной этики. Люди не просто отбрасывают все наши аргументы в пользу веганства — они на самом деле считают, что их позиция является моральной. Но почему?

Ну, мы живем в обществе, которое признает (или кажется, что признает) фундаментальные права людей, но в котором подход к животным невероятно утилитарен. В то время как с людьми фундаментальное право не использоваться в качестве ресурса или не рассматриваться как собственность единогласно принимается и осуждается всякий раз, когда это происходит (а это происходит), мы не рассматриваем — как общество — перспективу признания базовых прав животных. Мы просто принимаем законность нарушения и отрицания их интересов по утилитарным соображениям, не учитывая тот факт, что животные, как и люди, являются чувствующими существами и обладают таким же фундаментальным правом не рассматриваться как ресурс. Это то, к чему за 200 лет привело движение за благосостояние животных: этическое обращение с животными обсуждается в терминах не более глубоких, чем «сокращение страданий», но когда речь заходит о людях, мы считаем, что они в аналогичной ситуации не должны страдать вообще.

Вот так мы и получаем странное утверждение, что убийство «местной» коровы более этично, чем употребление в пищу бананов. Поскольку общество одобряет утилитаризм в отношении животных и права человека, мы заканчиваем тем, что объединяем фундаментальные интересы животных и нефундаментальные интересы людей и рассматриваем их как одно и то же. Условия на банановых плантациях могут быть неприемлемы вообще, но это не оправдание для эксплуатации животных и отрицания их фундаментального интереса в том, чтобы жить — интереса, которым обладают все чувствующие существа и который является основанием для права не быть использованными в качестве собственности. Если мы считаем, что и у животных, и у людей есть одинаковое фундаментальное право не использоваться в качестве ресурса, аргумент Лауры ничем не отличается от утверждения, что было бы «намного справедливее и экологичнее закупать рабов в местном доме престарелых, вместо того чтобы в течение последних 15 лет иметь детей-рабов, переправляемых из Ирана». Первое не лучше второго, поскольку оба представляют собой нарушения базовых прав и не являются морально приемлемыми. Однако в примере Лауры это даже не фундаментальные права против фундаментальных; это фундаментальные права против нефундаментальных. Несмотря на то, что определенные места, где работают люди, могут быть ужасны, и нам следует избегать покупки произведенных там товаров, насколько это возможно, нельзя порабощать людей и убивать их ради частей их тел, выделений или потомства. Идея, что животных можно эксплуатировать, чтобы защитить нефундаментальные человеческие интересы, свидетельствует о том, насколько на самом деле ошибочно наше восприятие их ценности. Мы утверждаем, что считаем животных имеющими моральную ценность, но потому, что нас научили думать о них с утилитарной точки зрения, мы не сразу связываем эту ценность с правами. Мы просто предполагаем, что животные должны вытягивать короткую спичку каждый раз, когда возникает столкновение интересов, даже если находящийся под угрозой интерес людей не является фундаментальным, а интерес животных связан с жизнью и смертью.

Спесишизм, который закрепляется в нашем обществе благодаря велферизму (и мы продолжаем говорить о животных в терминах не более глубоких, чем «страдание»), позволяет существовать подобным «аргументам», узаконивая представление о том, что у людей есть фундаментальное право, достойное защиты, а у животных нет. Но дело в том, что само наше существование, независимо от того, что мы делаем, причиняет вред как животным, так и людям. То, что мы живем в мире, в котором существует случайный и побочный вред, не означает, что мы можем отказаться от этических принципов. Люди неизбежно вредят друг другу в результате передачи инфекционных заболеваний, но этот случайный вред не означает, что мы можем причинять преднамеренный, ненужный вред, рассматривая и используя людей как возобновляемый ресурс. Точно так же люди неизбежно нанесут вред другим животным в результате своего существования и необходимости выращивания сельскохозяйственных культур, но этот случайный вред (который в веганском мире резко сократится) не означает, что мы можем причинять преднамеренный, ненужный вред, рассматривая животных как нашу собственность и отрицая их внутреннюю ценность, и забирать их выделения и части тел всеми возможными ужасающими способами. Как в отношении людей, так и в отношении животных случайный и побочный вред не сводит на нет этические принципы; фактически он ещё больше подчеркивает важность сохранения этих принципов.

Авторство: Ben Frost