Веганство. Отрывок из книги «The Animal Rights Debate: Abolition or Regulation?»
На индивидуальном уровне теория прав животных предлагает стратегию постепенных изменений в виде этического веганства. И хотя веганство может представлять для некоторых вопрос диеты или стиля жизни, этическое веганство является глубокой моральной и политической приверженностью идее отмены эксплуатации животных на индивидуальном уровне и распространяется не только на пищу, но и на одежду и любое другое использование продуктов животного происхождения. Этическое веганство означает личный отказ признавать статус животных в качестве товаров; отказ от идеи, что они имеют исключительно внешнюю ценность; отказ от идеи, что человек имеет большую моральную ценность, чем другие животные. Этическое веганство является единственной позицией, которая соответствует признанию морального равенства между жизнью человека и другого животного в вопросе обращения с ними как с вещами. Этическое веганство должно быть недвусмысленной моральной основой любого социального и политического движения, которое признает неотъемлемую или внутреннюю ценность животных, которые не должны быть нашими ресурсами.
Чем больше людей переходит на веганство по этическим соображениям, тем сильнее в обществе культурная идея о том, что животные имеют моральное право не быть использованными в качестве товаров. Если мы надеемся когда-либо положить конец эксплуатации животных, нам необходимо создать социальное и политическое движение, которое будет активно требовать отмены эксплуатации и будет рассматривать веганство в качестве этической основы. До тех пор, пока большинство людей считает употребление в пищу продуктов животного происхождения морально приемлемым поведением, для животных ничего не изменится. Может появиться более широкий выбор «счастливого мяса» и других продуктов для обеспеченных «сознательных всеядных» или «сострадательных потребителей», но это не отменит эксплуатацию животных, а только сделает ее более комфортной и таким образом еще глубже укоренит ее в обществе.
По сути велферисты говорят: «Если мы будем есть мясо (или другие продукты животного происхождения), то лучше есть вот это мясо (или другой животный продукт)». Такая позиция исходит из предположения «если». Теория прав животных строго утверждает, что при обычных обстоятельствах потребление продуктов животного происхождения не может быть морально оправдано. Правовой подход призывает к веганству, поскольку люди только тогда поймут, что фундаментальной этической проблемой является использование животных, а не обращение с ними, как утверждает велферизм, когда осознают, что потребление продуктов животного происхождения аморально. Мы никогда не сможем увидеть этическую проблему использования животных, если будем продолжать их использовать. Наш моральный компас не укажет нам на животных, если они будут в наших тарелках, на наших плечах и ступнях или в лосьонах, которые мы наносим себе на лица. Мы никогда не сможем избавиться от нашей моральной шизофрении, если животные будут оставаться не более чем ресурсами или товарами, чьи интересы, включая интерес в сохранении жизни, могут быть проигнорированы, если нам так будет выгодно.
Те зоозащитники, которые заявляют о том, что поддерживают права животных и хотят отменить их эксплуатацию, но при этом продолжают есть и использовать продукты животного происхождения, ничем не отличаются от рабовладельцев, которые заявляли, что поддерживают права человека. Мы удивляемся людям, которые страстно отстаивали права человека, но при этом исключали женщин и рабов. Те активисты мыслили в рамках предрассудков XVIII века, допуская приемлемость эксплуатации женщин и рабов, если с ними при этом хорошо обращаются. Равно как рабство представляет собой институциональное превращение людей в товары, точно так же мясо, молоко, яйца и другие животные продукты представляют собой институциональное превращение в товары других животных.
Кроме того, между мясом, молоком и яйцами нет никакой разницы. В молочной и яичной индустрии животные живут дольше, с ними обращаются хуже, а в итоге их жизнь обрывается на тех же самых бойнях, где убивают животных из мясной промышленности. В яичных и молочных продуктах столько же страданий и смерти, сколько и в продуктах из плоти животных, если не больше. Между ними нет никакой моральной разницы. Отказываться от говядины, но продолжать пить молоко так же глупо, как отказываться от плоти больших коров, но не от маленьких. Кроме того, между коровами, рыбами и другими чувствующими животными нет моральной разницы в вопросе использования их в качестве ресурсов. Нам может быть легче распознать боль и страдания коровы, поскольку она млекопитающее, как и мы. Но это не повод игнорировать страдания и смерть чувствующих рыб и других морских животных, которых мы убиваем ежегодно миллиардами.
Наиболее важной формой постепенных изменений на социальном уровне является творческое ненасильственное образование о веганстве и необходимости отменить институциональную эксплуатацию животных, а не просто регулировать ее. Зоозащитное движение в Соединенных Штатах не сделало практически ничего в вопросах образования общественности о необходимости отмены эксплуатации. Так произошло по многим причинам, но одна из основных заключается в том, что зоозащитным организациям легче проводить велферистские кампании, которые нацелены на сокращение страданий «без необходимости» и которые не меняют почти ничего на практике и в итоге поддерживаются индустрией. Такие кампании легко продать и они никого не задевают. Гораздо легче говорить людям — включая тех, которые шлют пожертвования и едят животных — что они могут быть сознательными всеядными, чем занять строгую позицию, что веганство — это этический минимум. Однако, именно в этом и заключается проблема. Все согласны с принципом, согласно которому мы должны обращаться с животными «гуманно» и не причинять им страданий «без необходимости». Но как показали два столетия велферизма, в свете имущественного статуса животных это все пустые слова.
Веганство и творческое позитивное веганское образование представляют собой практические и поэтапные стратегии, как в вопросе сокращения страданий животных сейчас, так и в вопросе создания движения, которое в будущем сможет добиться более значимых законодательных изменений, запрещающих использование животных, а не просто делающих это использование более «гуманным». Если бы в конце восьмидесятых, когда зоозащитное сообщество Соединенных Штатов совершенно осознанно приняло решение продвигать велферизм, значительная часть ресурсов была направлена на продвижение веганства, тогда вполне вероятно, что сегодня веганок и веганов было бы на сотни тысяч больше. Это очень сдержанная оценка, учитывая десятки миллионов долларов, которые были спущены зоозащитными организациями на продвижение велферистских законов и инициатив. Снижая спрос на продукты животного происхождения, возрастающее число веганок и веганов значительно сильнее сократили бы страдания животных, чем все велферистские «победы» вместе взятые. Возрастающее число веганок и веганов также позволило бы создать политическую и экономическую основу, которая необходима для социальных изменений, предшествующих законодательным. Учитывая, что наше время и финансовые ресурсы ограничены, распространение традиционной заботы о благополучии животных не является ни рациональным, ни эффективным выбором, если нашей долгосрочной целью является аболиционизм, то есть полная отмена эксплуатации животных. На самом деле традиционная забота о благополучии животных не является эффективной и в вопросе сокращения их страданий в краткосрочной перспективе.
Кроме того, важно, чтобы зоозащитницы и зоозащитники на всех уровнях и посредством всех СМИ занимались образованием общественности об эксплуатации животных и этической основе для отказа от нее. В настоящее время преобладающая этическая норма, которая отражена в законе, допускает использование других животных в интересах людей, если люди обращаются с ними «гуманно». В результате общественное обсуждение сосредоточено на том, какое обращение является «гуманным», а многие зоозащитницы и зоозащитники тратят свое время в попытках убедить других людей, что большие клетки лучше маленьких, или что убивать куриц газом лучше, чем перерезать им глотки. Обсуждение должно быть направлено в сторону признания безусловного факта отсутствия последовательного морального оправдания использования животных, как бы «гуманно» с ними при этом ни обращались. Для этого необходимо, чтобы зоозащитницы и зоозащитники изучили этические аргументы против использования животных и старались творчески донести эти аргументы до широкой общественности. Учитывая, что большинство людей согласно, что другие животные в некотором роде состоят в моральном сообществе, то есть они не считают животных просто вещами, вполне возможно, хоть это и непросто, помочь им увидеть, что членство в моральном сообществе требует, чтобы мы прекратили их использовать.
Образовательные инициативы могут принимать бесчисленное множество форм.
- Презентации и другие мероприятия в местных образовательных учреждениях (школы, колледжи, университеты, библиотеки)
- Распространение литературы о веганстве и аболиционизме
- Раздача веганских угощений на местных общественных мероприятиях
- Написание статей и эссе в газеты и журналы
- Создание сайтов, блогов, подкастов и других интернет-проектов о веганстве и аболиционизме
- Организация бойкотов компаний не потому, что их продукция не такая «гуманная» как у их конкурентов, а потому, что их продукция невеганская
Это лишь малая доля того, что можно делать. Возможности ограничены только вашим воображением. Чтобы быть эффективной просветительницей, вам не нужны огромные деньги или членство в крупной зоозащитной организации. Необходимые социальные изменения требуют сильного народного движения, чтобы люди учили друг друга. Парадигма не изменится в результате приезда в город высокооплачиваемого корпоративного велфериста, который прочитает всем лекцию и поедет дальше. В других своих работах я писал о том, как корпоративное движение совершенно намеренно уничтожило низовой активизм в Соединенных Штатах и вот-вот сделает то же самое в Европе. Активизм превратился в выписывание чека организации, у которой в большинстве случаев и так полно денег. Но маятник уже качнулся в обратную сторону, во многом благодаря интернету, который снизил стоимость общения и поспособствовал созданию сети активисток, которые могут обойти крупные организации и их попытки контролировать дискурс. Эти активистки, зачастую из разных стран, могут работать сообща, поддерживать друг подругу и создавать материалы, используя которые они могут заниматься образованием в своих местных сообществах. Для участия в эффективном аболиционистском образовании вам не нужна научная степень или профессиональное педагогическое образование. Нужно только желание изучить некоторые базовые идеи и подумать о том, как творчески привнести эти идеи в жизнь, чтобы они нашли отклик у других людей. Многие из них переживают о других животных и оказываются удивительно восприимчивыми к аргументам о правах животных и отмене их использования.
Поскольку велферисты заинтересованы в сохранении статус-кво, они практически всегда упускают возможность поспособствовать смене парадигмы. Примером может послужить скандал, произошедший в 2007 г. в связи с участием футболиста Майкла Вика в организации собачьих боев. Эту историю широко распространили СМИ как в Соединенных Штатах, так и за рубежом, но зоозащитное сообщество предсказуемо говорило лишь о необходимости ужесточить штрафы за собачьи бои и строго наказать Вика. Его действия были очевидно достойны порицания, но чем они отличаются от нашего участия в пускай и более отдаленных, но столь же аморальных формах эксплуатации животных? Например, какая этическая разница между наблюдением за дерущимися собаками и летним барбекю с жареной плотью животных, которых пытали не меньше, чем собак Вика? Любители барбекю не наблюдали за убийством животных с наслаждением. Ну и что? Ни барбекю, ни собачьи бои не могут быть этически оправданы. В обоих случаях животным причиняется вред просто ради нашего удовольствия: Вик получал удовольствие, наблюдая, как собаки разрывают друг друга на части; большинство из нас получает удовольствие от поедания мяса и других продуктов животного происхождения. В обоих случаях никакой необходимости нет. Но поступок Вика был воспринят в качестве некого отклонения, достойного разного рода наказаний, а не как поступок, который не отличается от той эксплуатации животных, которую мы считаем нормальной. Случай с Виком предоставил удивительную возможность указать на моральную шизофрению, которая пронизывает наше отношение к другим животным. Но эта возможность была упущена в угоду велферистским нападкам на Майлка Вика и собачьи бои. В лучшем случае можно сказать, что этот случай поспособствовал формированию общественного мнения относительно собачьих боев, но и прежде лишь очень немногие люди одобряли такое развлечение. Возможность показать людям, что собачьи бои ничем не хуже других форм эксплуатации животных, которые большинство считает нормальными, была упущена.
Я написал эссе «Мы все Майкл Вик», которое было опубликовано в крупной американской газете. Я утверждал, что невеганам стоит подумать дважды, прежде чем набрасываться с критикой на Майкла Вика. В ответ мне пришло более тысячи писем, было очевидно, что эссе спровоцировало серьезные размышления о вопросе употребления продуктов животного происхождения в пищу. Были как согласные со мной, так и несогласные. Но самое главное — во многих письмах люди сообщали, что раньше они никогда не думали об этой проблеме с такой точки зрения. Они писали, что я заставил их посмотреть на веганство не как на крайность, а как на рациональную реакцию на моральную шизофрению, которая характеризует наши отношения с другими животными. Позже некоторые из них написали мне, что собираются или уже перешли на веганство. Этот опыт демонстрирует, что если бы зоозащитное сообщество с его миллиардами долларов и доступом к СМИ использовало случай Вика в качестве возможности для обучения и образования, а не просто обвиняли Вика в собачьих боях, собирая на этом пожертвования, это могло бы стать началом интересной дискуссии, к которой одни возможно остались бы глухи, но многие другие прислушались. Это спровоцировало бы людей подумать об этике в отношении животных с новой перспективы.
Вместо продвижения веганства в качестве недвусмысленного этического минимума, зоозащитное сообщество продвигает идею, что мы можем потреблять продукты животного происхождения, если делаем это этично. Если велферисты и продвигают веганство, то это «гибкое веганство», которое они считают способом сокращения страданий наряду с реформами эксплуатации животных. То есть велферисты ограничивают сферу этики в отношении животных их страданиями. Таким образом любое сокращение страданий — от «сознательной всеядности», к которой призывает Сингер, до веганства (но не постоянного), вегетарианства и яиц свободного выгула — все хорошо. Велферисты не считают веганство этическим минимумом, поскольку веганство для них лишь один из способов сокращения страданий. Если кто-то не перешел на веганство, но предположительно сокращает страдания другим способом, например, ест яйца свободного выгула, то это тоже прочная этическая позиция. Vegan Outreach, организация, которая проводит кампании за реформы эксплуатации животных и за то, чтобы в столовых колледжей подавали яйца свободного выгула, заявляет, что веганство «это не самоцель. Не догма и не религия. Не список запрещенных ингредиентов или неизменных законов. Это лишь способ противостояния жестокости и сокращения страданий». И могут даже быть случаи, когда мы обязаны перестать быть веганами. Например, Сингер называет себя «гибким веганом», который может есть невеганскую еду в гостях или во время путешествий. Он считает, что если вы заказываете веганское блюдо в ресторане, а в нем оказываются продукты животного происхождения, то возвращать его назад значит выбрасывать еду, и заявляет: «Если вы в компании невеганов или даже не вегетарианцев, я думаю, что это будет неправильно. Лучше просто съесть это блюдо, чтобы люди не подумали: „О, боже, эти веганы…“». Такая позиция велферистов относительно веганства имеет сразу несколько проблем.
Во-первых, эта позиция исходит из предположения, что велферистские инициативы действительно сокращают страдания животных. Но мы уже установили, что большинство из этих реформ не сокращают их страдания в сколько-нибудь значительной мере (или совсем не сокращают). Например, идея о том, что широкие клетки или бесклеточные сараи представляют собой серьезное улучшение относительно обычных батарейных клеток, в лучшем случае крайне сомнительна. Более того, велферистские реформы зачастую внушают общественности чувство комфорта относительно эксплуатации животных и делают ее более экономически эффективной.
Во-вторых, такое отношение к веганству как со стороны новых, так и традиционных велферистов отражает велферистскую идею, которую мы обсуждали в первом разделе этой главы и согласно которой ценность жизни человека выше ценности жизни других животных. То есть велферисты от Бентама до Сингера откровенно заявляют, что животные хоть и способны страдать и мы не должны сбрасывать эти страдания со счетов исключительно на основе биологического вида (хотя вид может иметь значение в определении качества страдания), у них нет той разновидности самосознания, которая обеспечила бы им заинтересованность в сохранении собственной жизни. Убийства животных не являются проблемой. Им безразлично их использование само по себе. Им важно только как мы их используем. В ответ на вопрос о поддержке «Стандартов Сострадания к Животным» от Whole Foods и использовании слова «сострадание» в этом контексте, Сингер заявил: «Некоторые люди говорят, что вы не можете быть сострадательным, если убиваете животных. Я с этим просто не согласен. <…> Я думаю, что если стандарты действительно сострадательные, такие, которые обеспечивают животным наиболее хорошую жизнь перед их убийством, тогда в этом нет никаких проблем.»
Если человек считает, что другие животные не обладают интересом в продолжении своего существования, который стоит отдельно от интереса в избежании страданий — и я привел аргументы против такой позиции в первом разделе этой главы — тогда легко понять, почему этот человек не видит этической разницы между разными инициативами, которые сокращают страдания. Те инициативы, которые направлены на уважение жизни как таковой, не имеют смысла, если существо, на которое они направлены, в сохранении своей жизни не заинтересовано. Учитывая, что в основном велферисты являются утилитаристами, похоже, что им требуется подсчитать, какие способы сокращения страданий более эффективны. То есть, если, как я утверждаю, веганство не только уважает жизнь животных, но еще и более эффективно сокращает страдания посредством сокращения спроса на продукты животного происхождения, тогда можно придти к выводу, что даже утилитаристы должны призывать к веганству, а не, например, к велферистским реформам, которые могут вообще не сокращать страданий, а даже наоборот, увеличивать их, сокращая стоимость производства и увеличивая спрос, посредством внушения людям чувства комфорта относительно потребления животных. Но велферисты, включая Сингера, не соглашаются на такой анализ.
В-третьих, велферисты проводят черту между вегетарианством, которое обычно подразумевает отказ от плоти животных (хотя многие вегетарианцы похоже считают, что плоть рыб не является плотью животных), и всеядностью. Рассуждая как утилитаристы, они предполагают, что быть вегетарианцем лучше, чем всеядным. Истинность такого предположения далеко не очевидна. Как я уже утверждал ранее, молочные и яичные продукты могут подразумевать больше страданий, чем мясо. И те люди, которые отказываются от мяса, очень часто начинают есть больше молочных продуктов и яиц. Так что в итоге вегетарианство на самом деле может привести к увеличению страданий. Кроме того, будет просто ошибкой утверждать, как это делают некоторые, что молоко и яйца, в отличие от плоти, могут производиться без убийства животных. Смерть является необходимым условием производства любых продуктов животного происхождения.
В-четвертых, новые велферисты часто утверждают, что, учитывая невозможность избежания всех животных продуктов, которые содержатся во многих вещах и на что мы повлиять не в силах, идеальное веганство недостижимо, а потому настаивать на веганстве в качестве этического минимума бессмысленно. Например, PETA указывают на вред животным в результате производства фруктов и овощей и возможное содержание продуктов животного происхождения в шинах велосипедов и асфальте. Таким образом они заявляют, что принципиальная приверженность веганству является вопросом «личной непорочности», «самовлюбленной прихотью» и «фанатичной одержимостью». Сингер тоже называет последовательное веганство «фанатизмом». И хотя избежать любого контакта с продуктами животного происхождения действительно невозможно, отсюда не следует, что веганство не имеет смысла. Велферистская позиция с такой точки зрения не отличается от позиции, согласно которой уважение прав человека в тех ситуациях, когда у нас есть выбор, не имеет смысла, поскольку мы не можем избавиться от ужасных нарушений прав человека во всех других случаях. Осмелюсь предположить, что Сингер не остался бы в ресторане, если бы вдруг узнал, что поваров там держат в рабстве, даже если бы они уже закончили работу на сегодня.
Решения о составе асфальта находятся вне моей власти. Но решения о том, что я ем, какую одежду ношу и какую продукцию использую, я принимаю сам. Кроме того, новые велферисты не отличают прямой вред от косвенного. Когда мы строим новое шоссе, мы знаем, что на нем будут погибать люди. Но это определенно не то же самое, что убивать конкретных людей. Аналогичным образом случайная или непредумышленная гибель животных при производстве растений, отличается от намеренного убийства конкретных животных.
Подобно Сингеру, PETA утверждают, что приверженность веганству в тех ситуациях, когда это может оттолкнуть кого-то от веганства, является аморальной и мы обязаны не быть веганами при таких условиях: «Вы вредите животным, если делаете что-либо, что препятствует переходу на веганскую диету другого человека, если ваш пример чинит препятствие там, где можно было построить мост». Позиция PETA и Сингера является проблемной даже в рамках ее собственного консеквенциализма, поскольку исходит из предположения, что наш отказ от веганства поспособствует переходу на веганство других людей. Но вполне вероятно, что все наоборот. Поедая блюдо, покрытое сыром или кусочками свинины, или не уточняя у официанта состав, чтобы не надоедать окружающим, мы поддерживаем идею о том, что потребление продуктов животного происхождения не следует воспринимать всерьез как нарушение фундаментальных прав животных. Наше поведение поддерживает идею о том, что жизни животных имеют меньшую моральную ценность, чем жизни людей, и что этика, когда речь идет о животных, является просто вопросом личного комфорта. Точно так же на основе одного только консеквенциализма можно утверждать, что такая ситуация может послужить возможностью для веганки заняться образованием своих знакомых. Она может рассказать о том, почему она придерживается веганства, и таким образом повлиять на других людей.
Позиция PETA и Сингера проблематична еще и потому, что, опять же, отражает ключевую велферистскую идею, согласно которой люди имеют большую моральную ценность, чем другие животные. Станет ли кто-либо, включая велферистов, утверждать, что для установления связи с педофилами и насильниками, нам следует самим участвовать в педофилии и изнасилованиях? Должны ли мы принять участие в нацистском марше, чтобы наладить отношения с расистами? Или может нам стоит ходить в стриптиз-бары, чтобы иметь больше влияния на сексистские убеждения наших друзей? Конечно, нет. Но когда речь заходит о животных, велферисты не видят проблем в таком поведении, которое они сочли бы неприемлемым в контексте нарушения прав человека.
В-пятых, велферисты часто заявляют, что веганство является вопросом личного выбора или стиля жизни и что оно не должно быть минимальным этическим принципом движения за права животных. Но такое заявление непоследовательно. Если поедание и другое потребление и использование животных является просто вопросом личного выбора, то почему тогда родео, охота и собачьи бои не являются вопросами личного выбора или стиля жизни? Это все равно как если бы движение против рабства утверждало, что владение рабами является вопросом личного выбора или стиля жизни. Или движение за права женщин заявляло, что равная оплата за равный труд является вопросом личного выбора предпринимателя. Если эксплуатация животных является вопросом личного выбора или стиля жизни, значит она не является вопросом этического принципа. И в таком случае вся этика относительно других животных становится бессмысленной.
В-шестых, отказ велферистов от веганства в качестве этического минимума очевидно связан с чисто прагматичными интересами крупных богатых зоозащитных организаций, которых больше интересуют объемы собираемых ими пожертвований, чем транслируемые ими этические идеи. Например, согласно самой PETA, половина их членов даже не вегетарианцы. Организация, половина членов которой не вегетарианцы, а вторая половина вегетарианцы (но не обязательно веганы), вряд ли может позитивно отреагировать на идею веганства в качестве этического минимума. По крайней мере отчасти это может объяснять, почему PETA проводит велферистские кампании и почему вручает награды проектировщикам боен и продавцам «счастливого» мяса и прочих продуктов животного происхождения. С одной стороны PETA говорят о веганстве, но с другой — о сострадательном потреблении. В результате получается ужасная путаница, но эта путаница позволяет PETA собирать пожертвования с людей, которые едят в Макдоналдс или покупают «сострадательное» мясо в Whole Foods. Это хороший бизнес для PETA, но это никак не помогает остановить эксплуатацию животных. Это лишь внушает людям идею, что зоозащитный активизм заключается в обедах в Макдоналдс, который, согласно PETA, «является лидером» в вопросах благополучия животных среди сетей быстрого питания, или в KFC, который, согласно PETA, «глубоко заинтересован в благополучии животных». Более того, продолжая поддерживать потребление продуктов животного происхождения, зоозащитники неизбежно характеризуют веганство либо в качестве маргинальной и радикальной крайности, либо в качестве личного выбора стиля жизни, вместо того, чтобы продвигать веганство в качестве безусловного этического минимума.
Подробнее о третьем принципе Аболиционистского Подхода к Правам Животных.
Авторство: Gary L. Francione [Перевод не был проверен и одобрен].
Перевод: Денис Шаманов. Выражаю благодарность за помощь в переводе Ростиславу Чеботарёву.
Источник: Gary L. Francione & Robert Garner, The Animal Rights Debate: Abolition or Regulation? (Columbia University Press, 2010) 62-74.